Что язык произведения в литературе. Язык художественной литературы, его своеобразие, языковые средства

Язык литературного произведения

В литературных произведениях средством создания художественных образов является язык. Так как сфера действия языка, названного К. Марксом «непосредственной действительностью мысли», почти безгранична, то почти безграничны и рамки литературного изображения, вмещающие в себя великое многообразие жизни в ее непрестанном движении. Однако для того, чтобы исключительные возможности литературы представлять действительность со всей полнотой, доступной разуму, чувству и воображению людей, были реализованы, необходима огромная работа писателей над языком их произведений, необходима высокая художественная точность и экономность в выражении ими содержания. На это справедливо указывал М. Горький. «Первоэлементом литературы,- говорил он,- является язык, основное орудие ее и - вместе с фактами, явлениями жизни - материал литературы.
Одна из наиболее мудрых народных загадок определяет значение языка такими словами: «Не мед, а ко всему льнет». Этим утверждается, что в мире нет ничего, что не было бы названо, наименовано. Слово - одежда всех фактов, всех мыслей. Но за фактами скрыты их социальные смыслы, за каждой мыслью скрыта причина: почему та или иная мысль именно такова, а не иная. От художественного произведения, которое ставит целью своей изобразить скрытые в фактах смыслы социальной жизни во всей их значительности, полноте и ясности, требуется четкий, точный язык, тщательно отобранные слова.
Именно таким языком писали «классики», вырабатывая его постепенно, в течение столетий».
Язык как средство создания художественных образов. Некоторые думают, что созданию словесных художественных образов способствуют лишь какие-то особые образные слова, какие-то специальные обороты речи. Конечно, в ряде произведений известную роль играют всевозможные эцитеты, сравнения, метафоры, метонимии, различные поэтические фигуры языка и т. п. Но, во-первых, они далеко не всегда имеют место в литературных произведениях, а во-вторых, и там, где они встречаются, их удельный вес в общем словесном фонде произведения, как правило, невелик (особенно в художественной прозе).
На самом деле, создание живых картин или живое выражение человеческих переживаний, чувств, эмоционально окрашенных мыслей возможно только при владении писателем всем богатством его национального языка. Лишь при этом условии он сумеет найти те немногие или даже единственные, как говорят, слова и выражения, которые наиболее адекватно передадут изображаемое им.
Знаменательно сказанное по этому поводу Чернышевским: «Художественность состоит в том, чтобы каждое слово было не только у места,- чтобы оно было необходимо, неизбежно и чтоб как можно было меньше слов».
Сошлемся, например, на замечание Л. Н. Толстого о двух строках из тютчевского стихотворения «Есть в осени первоначальной...»:
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде...
«Здесь,- говорил Толстой,- это слово «праздной» как будто бессмысленно, и не в стихах так сказать нельзя, а между тем, этим словом сразу сказано, что работы кончены, все убрали, и получается полное впечатление. В уменье находить такие образы и заключается искусство писать стихи...».
В стихах выражение поэтической мысли предстает в предельно сжатой форме: подчас в одной или нескольких строчках сказано так много, что у прозаика заняло бы многие страницы. Вспомним такие известные каждому школьнику, ставшие хрестоматийными пушкинские строки из «Памятника»:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Какое огромное, сложное и прекрасное содержание заключают в себя чеканные пушкинские строчки, когда мы вводим их смысл в соприкосновение с общим пушкинским видением миpa! И «чувства добрые», и «жестокий век», и «свобода», и «падшие» мыслятся тогда во всей их исторической конкретности и во всей их глубине.
В художественной прозе своя точность и своя экономия слов. Вот одна из особо памятных сцен толстовского романа «Воскресение». Катюша ночью идет на станцию встретить едущего проездом Нехлюдова, чтобы сказать ему о самом для нее важном, самом заветном: о скором появлении на свет их ребенка. Из-за непогоды и темноты она запаздывает и вбегает на платформу тогда, когда уже дан второй звонок. Хотя она сразу в освещенном вагоне первого класса видит Нехлюдова, играющего в карты с каким-то офицером, и стучит в это окно, однако офицер, пытавшийся опустить раму, не смог этого сделать. Опустил ее наконец Нехлюдов, но лишь тогда, когда поезд уже шел. Дальнейшее так описано Толстым:
Поезд прибавил хода. Она шла быстрым шагом, не отставая, но поезд все прибавлял и прибавлял хода, и в ту самую минуту, как окно опустилось, кондуктор оттолкнул ее и вскочил в вагон. Катюша отстала, но все бежала по мокрым доскам платформы; потом платформа кончилась, и она насилу удержалась, чтобы не упасть, сбегая по ступенькам на землю. Она бежала, но вагон первого класса был далеко впереди. Мимо нее бежали уже вагоны второго класса, потом еще быстрее побежали вагоны третьего класса, но она все-таки бежала. Когда пробежал последний вагон с фонарем сзади, она была за водокачкой, вне защиты, и ветер набросился на нее, срывая с головы ее платок и облепляя с одной стороны платьем ее ноги. Платок снесло с нее ветром, но она все бежала.
Тут нет никаких специальных образных выражений и слов, а между тем какая потрясающая по силе изображения картина, передающая через рисуемые детали внутреннее состояние Катерины Масловой! Кому-нибудь может показаться, что если художественная точность тут и бесспорна, то нельзя того же сказать о художественной экономии: повторяются несколько раз одни и те же слова и чуть ли не выражения целиком («все бежала», «она бежала», «она все-таки бежала», «она все бежала»; «мимо нее бежали уже вагоны второго класса», «еще быстрее побежали вагоны третьего класса», «пробежал последний вагон»; «поезд прибавил хода», «поезд все прибавлял и прибавлял хода»). Такое представление было бы совершенно неправильным. Наоборот, эти кажущиеся повторения точно рассчитаны великим художником. Благодаря им так ощутимо выступают и мучительное волнение Катюши, и ее решимость во что бы то ни стало сказать Нехлюдову о том, что для нее было больше, чем ее собственная жизнь: страстная надежда на справедливость, вера в торжество добра. Во имя передачи всего этого и нужно было нагнетать и варьировать фразу «она все-таки бежала». И как много говорит уму и сердцу образ бега Катюши по мокрым доскам, по ступенькам, с которых она чуть не сорвалась, по земле, за водокачкой, где ветер со всех сторон набросился на нее,- образ, входящий во взаимодействие с другим образом - бега безжалостной, несущейся мимо Катюши и вразрез с нею жизни! Какие мучительные социальные противоречия русской действительности конца прошлого века преломились в сознании героини романа и до какого огромного трагического символа, с которым в наше столетие перекликнутся образы блоковского стихотворения «На железной дороге», поднимается приведенная сцена, занимающая всего-то десяток строк! Но каждое слово, повторим сказанное Чернышевским, тут «у места», все слова «необходимы и неизбежны» в созданном писателем живом образном организме. Яркий пример художественности языка произведения, которая «в том и состоит, что одною чертою, одним словом живо и полно представляет то, чего без нее никогда не выразишь и в десяти томах».
Понимание той колоссальной роли, которую играет в творениях литературы язык как средство создания художественных образов, проясняет истинный смысл горьковского определения его как «первоэлемента» и дает нужное направление анализу словесных изобразительных средств.
Язык действующих лиц - средство типизации и индивидуализации характеров. Язык того или иного человека характеризует особенности его жизненного опыта, культуры, склада ума, психологии. Понятно, что все это сказывается далеко не в каждом слове или предложении. Но в конечном счете так или иначе дает себя знать. В чеховской «Свадьбе» Дашенька (невеста) одной только фразой раскрывает свой «культурный» уровень: «Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном». В речи няни Татьяны Лариной лишь выражение «Да, пришла худая череда! Зашибло...» (память.- Г. Л.) является просторечием, характеризующим Филипьевну как крестьянку. Дать больше просторечий в ее речи Пушкин не считал нужным, так как одно лишь это выражение в сочетании с общим колоритом меткой народной речи няни давало полное представление о ее облике.
Очень осторожно писатели вводят в речь действующих лиц поговорки, словечки, составляющие индивидуальную особенность речи данного лица. В драме Л. Толстого «Власть тьмы» Анютка говорит «однова дыхнуть»: «К Микитке отец с матерью пришли. Домой берут жить, однова дыхнуть», «Микита, иди скорей, тебя человек один спрашивает, однова дыхнуть»; «Однова дыхнуть, приду, говорит». Однако это выражение употребляется Анюткой в пьесе всего лишь несколько раз. Достигнута индивидуализация речи и сохранена та нужная мера, которая строго соответствует действительной жизни. У Митрича в той же драме несколько раз употребляются такие излюбленные им выражения, как «в рот им ситного с горохом», «о, господи, Микола милослевый». И в его речи эти выражения имеют весьма небольшой удельный вес, хотя также индивидуализируют ее. Но мало того, что подобные «индивидуальные» словечки и словосочетания подлинными художниками употребляются в речи действующих лиц очень умеренно,- они обычно характеризуют лишь очень немногих персонажей. У остальных же таких особых выражений мы не найдем, так как и в действительной жизни речь с такими словечками - явление не очень распространенное.
Индивидуализация речи действующих лиц создается не всегда заметными для читателя средствами: тут играют роль синтаксический строй речи, ее словарный состав, интонация и, конечно, само содержание.
Значительно более ощутима индивидуализация речи действующих лиц у тех писателей, которые стремятся подчеркнуть в этих лицах наиболее характерные для них особенности, отодвигая на задний план или совсем не показывая другие. Они дают крупным планом только некоторые черты действующих лиц, представляющие в данном контексте главный интерес. Примером может служить язык действующих лиц «Мертвых душ». Выспренние мечты и стремления Манилова, его сентиментальная патетика, приторность в обращении прекрасно характеризуются его речью: «Уж такое, право, доставили наслаждение, майский день, именины сердца...», «...Другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например, такой человек, с которым бы, в некотором роде, можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье этакое...». Грубость, топорная прямота и человеконенавистничество Собакевича проявляются в его речи, пересыпанной словами «дурак», «мошенник», «первый разбойник в мире», «собака», «первейший хапуга». Речь Чичикова раскрывает его изворотливость: с каждым человеком он говорит, применяясь к его характеру. К Манилову Чичиков обращается в высокопарно-сентиментальном тоне: «Не имей денег, имей хороших людей для обращения», «О, эта была бы райская жизнь», «Приятный разговор лучше всякого блюда». В разговоре с Коробочкой - другой тон, другая лексика, другие обороты речи. Писатель отмечает, что Чичиков, находясь у Коробочки, «несмотря на ласковый вид, говорил, однако, же с большею свободою, нежели с Маниловым, и вовсе не церемонился». С Коробочкой Чичиков принимает увещевательно-грубоватый тон, который, по его расчетам, здесь наиболее уместен: «Помилуйте, матушка... эх, какие вы!», «Страм, страм, матушка, просто страм...», «...Я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете!», «Да пропади и околей со всей вашей деревней». Постигнув характер Плюшкина, Чичиков в разговоре с этим персонажем «почувствовал, что слово добродетель и редкие свойства души можно с успехом заменить словами: экономия и порядок».. Отсюда такие выражения героя поэмы: «По пяти копеек, извольте, готов прибавить», «По две копейки пристегну, извольте».
Индивидуализация языка действующих лиц служит в то же время и средством его типизации. Язык отдельных персонажен характеризует особенности речи многих людей такого социального облика, такой культуры, такого склада ума. Это, однако, не следует понимать буквально (не обязательно у всех крестьянских девочек конца прошлого века, которые привыкли вводить в речь поговорку, будет именно «однова дыхнуть», не обязательно у помещиков типа Манилова будут «именины сердца»),- здесь имеется в виду типичность общего строя речи, ее преобладающий лексический состав, ее тон.
Важно понимать соотношение между типическим и особенным в языке действующих лиц. Так как язык, художественная речь являются средством создания и формой выражения художественных образов в творениях литературы, то самое качество образа - сращение в нем общего и единичного - необходимо сказывается именно в языке. Этот вопрос получил глубокое освещение в книге академика В. В. Виноградова «О языке художественной литературы». Рассматривая речь главного персонажа романа Достоевского «Бедные люди» Макара Алексеевича Девушкина, В. В. Виноградов убедительно раскрывает типическую основу его речи - разговорное русское городское «просторечие» середины прошлого века, «просторечие», в котором добрую половину составляет фразеология мелкого служило-чиновничьего сословия.
Ученый прежде всего отмечает «формы непосредственно-открытой «чиновничьей» экспрессии» речи Макара Девушкина: «Письмо такое четкое, хорошее, приятно смотреть, и его пре,-восходительство довольны, я для них самые важные бумаги переписываю»; «Делу дадут другой смысл».
Далее В. В. Виноградов пишет о введении Достоевским в речь Девушкина оборотов канцелярской письменности: «Книжку вашу, полученную мною 6-го сего месяца, спешу возвратить вам», «...В нарушении общественного спокойствия... никогда не замечен». Затем исследователем указываются различные социально-языковые приметы речи Макара Девушкина, типичные для «просторечия» его среды и его времени. Тут и церковно-книжная фразеология - «Воздадим благодарение небу», «Всякое состояние определено Всевышним на долю человеческую». Тут и разрушение целостности привычно литературных фраз, выводящее язык Девушкина за пределы интеллигентской речи: «Для утоления жажды, так только единственно для жажды»; и банальная фразеология «галантных» изъяснений с приданным ей официально-чиновничьим колоритом: «Завтра же буду иметь наслаждение удовлетворить вас вполне...»; «Я, мамочка, почел за обязанность тут же и мою лепту положить»; и «торжественные эвфемизмы», как называет В. В. Виноградов нарочито смягчаемые выражения в речи Девушкина: «Аксентий Иванович таким же образом дерзнул на личность Петра Петровича»- в смысле: ударил по лицу; и многое, многое другое, создающее яркое представление о Макаре Алексеевиче Девушкине как человеке определенного рода занятий, определенного уровня культуры.
В то же время, как столь же убедительно показывает В. В. Виноградов, соотнесение Макара Девушкина с мелким чиновничеством не исчерпывает содержания его образа. Выступает индивидуальное, «личностное», находящееся в связи и взаимодействии с общим, социальным и раскрывающее характерное в бедном Макаре Алексеевиче. Из примеров, приводимых В. В. Виноградовым, возьмем лишь один. «Вот пример,- пишет В. В. Виноградов,- искусно построенной «обмолвки» о кухне, «обмолвки», которую Девушкин неудачно старается эвфемистически затушевать описаниями и которая вновь прорывается, утверждаясь как сообщение о «действительности»: «Я живу, в кухне, то есть что я! Обмолвился, не в кухне, совсем не в кухне, а знаете вот как: тут подле кухни есть одна комната (а у нас, нужно вам заметить, кухня чистая, светлая, очень хорошая), ну так вот, как я вам сказал, есть одна небольшая комнатка, уголок такой скромный... вот видите ли, кухня большая в три окна, так у меня вдоль поперечной стены перегородка, так что и выходит как бы еще комната, нумер сверхштатный; все просторное, удобное и окно есть, и все - одним словом, совершенно удобное. Ну, вот это мой уголочек. Ну, так вы и не думайте, маточка, чтобы тут что-нибудь такое; чтобы тут тайный смысл какой был: что вот, дескать кухня! - то есть я, пожалуй, и в самой этой комнате за перегородкой живу, но это ничего... Я себе ото всех особнячком, помаленьку живу, втихомолочку живу...» Здесь все - и спотыкающееся течение как бы непрестанно извиняющейся, прячущей лишения речи, и амбиция, заставляющая стыдливо отрицать свой угол в кухне, и эвфемистические замещения неприятного слова термином из чиновничьего языка - нумер сверхштатный, и мнительная боязнь «тайного смысла», который может быть извлечен «чужим человеком» из его речи, и робкие, успокаивающие ссылки на «гордость» бедняка, живущего «особняком»,- все эти стилистические приметы непосредственно ведут к образу Девушкина». Так в языке действующего лица выступает взаимопроникновение общего и единичного, типичного и особенного.
Организующую роль в языковом оформлении произведения играет авторская речь, часто - особая интонация, которая так или иначе, как об этом говорилось выше, сказывается и в речи действующих лиц. Без этого скрытого голоса самого писателя речь действующих лиц не могла бы вызывать у читателей нужного отношения к ним: оценочный момент отсутствовал бы.
Отношение писателя к тому или иному персонажу подчас передается им и путем взаимодействия голоса автора с голосом действующего лица. Эти голоса иногда сливаются (в тех случаях, когда мысли и чувства данного лица близки автору), порой же внутренняя авторская интонация противостоит смыслу и тону речи изображаемого персонажа. Сравним два отрывка из романа Тургенева «Дворянское гнездо».
Лаврецкий, проводив гостивших у него Калитиных, возвращается теплой летней ночью домой. Звезды исчезали в каком-то светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота на проходившие близко тонкие тучки; свежесть воздуха вызывала легкую влажность на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольною струею в грудь. Лаврецкий наслаждался и радовался своему наслаждению. «Ну, мы еще поживем,- думал он,- не совсем еще нас заела...» Он не договорил, кто или что... Потом он стал думать о Лизе, о том, что вряд ли она любит Паншина; что встреться он с ней при других обстоятельствах,- бог знает, что могло бы из этого выйти; что она понимает Лемма, хотя у ней «своих» слов нет. Да и это неправда: у ней есть свои слова... «Не говорите об этом легкомысленно»,- вспомнилось Лаврецкому.
Мы видим, как непосредственно сливаются, переходят друг в друга авторская передача дум Лаврецкого и его собственные слова. Это сообщает всей сцене тот внутренний лиризм, который и усиливает симпатии читателей к Лаврецкому.
А вот другой отрывок, посвященный Варваре Павловне, которая пребывала в Париже, и некоему журналисту, писавшему о ней в газетах. Данный журналист, пишет Тургенев, был очень противен Варваре Павловне, но она его принимала, потому что он пописывал в разных газетах и беспрестанно упоминал о ней, называя ее то m-me L-tzki, то m-me de ***, cette grande dame russe si distinguee, qui demuere rue de P...; рассказывал всему свету, то есть нескольким сотням подписчиков, которым не было никакого дела до m-m L-tzki, как эта дама, настоящая по уму француженка (une vraie francaise par l"esprit) - выше этого у французов похвал нет - мила и любезна; какая она необыкновенная музыкантша и как она удивительно вальсирует (Варвара Павловна, действительно, так вальсировала, что увлекала все сердца за краями своей легкой, улетающей одежды)... словом, пускал о ней молву по миру,- а ведь это, что ни говорите - приятно. Девица Марс уже сошла тогда со сцены, а девица Рашель еще не появлялась; тем не менее Варвара Павловна прилежно посещала театры. Она приходила в восторг от итальянской музыки и смеялась над развалинами Одри, прилично зевала во Французской комедии и плакала от игры г-жи Дорваль в какой-нибудь ультраромантической мелодраме; а главное - Лист у ней играл два раза и так был мил, так прост - прелесть!
Ироническая интонация автора разрушает здесь лишь внешнее слияние авторского голоса и голосов действующих лиц. Иногда в целях наиболее непосредственного выражения авторского отношения к изображаемому писатели сами как рассказчики выступают в качестве действующих лиц. Так, Лермонтов в «Герое нашего времени» представляет себя очевидцем некоторых событий, показанных в романе, рассказывает о своем близком знакомстве с Максимом Максимычем, передает отдельные наблюдения над Печориным. Порой участие писателя как действующего лица произведения еще ощутимее: например, Достоевский в романе «Униженные и оскорбленные» создает идейно равнозначный самому писателю образ рассказчика Вани, играющего не меньшую, чем другие персонажи, роль в развитии событий. В этих случаях возможность звучания авторского голоса еще более усиливается.
Не следует, однако, всех рассказчиков, выводимых в литературных произведениях, отождествлять с самими писателями. Во многих случаях писатели делают рассказчиками людей другого, чем у них, социального облика, другой культуры, другого психологического склада. Это делается для создания нужного угла зрения или внутреннего взаимодействия голосов рассказчика и самого писателя. Достаточно вспомнить таких рассказчиков, как Иван Петрович Белкин в пушкинских «Повестях Белкина» и гоголевский пасичник Рудый Панько в «Вечерах на хуторе близ Диканьки».
Язык действующих лиц как особый предмет художественного изображения. Глубоко и тонко охарактеризовал особенности языка действующих лиц (на примере произведений «романного жанра») М. М. Бахтин. Он справедливо написал: «Говорящий человек и его слово в романе есть предмет словесного же и художественного изображения. Слово говорящего человека в романе не просто передается и воспроизводится, а именно художественно изображается и притом - в отличие от драмы - изображается словом же (авторским)».
М. М. Бахтин останавливается на одной из строф, посвященных Ленскому в великом пушкинском романе в стихах:
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна...
и далее пишет: «Поэтические символы этой строфы ориентированы сразу в двух планах: в плане самой песни Ленского - в смысловом и экспрессивном кругозоре «геттингенской души» и в плане речи Пушкина, для которого «геттингенская душа» с ее языком и с ее поэтикой - новое, но уже становящееся типическим явление литературного разноречия эпохи: новый тон, новый голос в разноголосице литературного языка, литературных мировоззрений и управляемой этими мировоззрениями жизни. Другие голоса этого литературно-жизненного разноречия: байронически-шатобриановский язык Онегина, ричардсоновский язык и мир деревенской Татьяны, уездно-бытовой язык усадьбы Лариных, язык и мир петербургской Татьяны и другие языки, в том числе и различные меняющиеся на протяжении произведения непрямые языки автора».
Синонимы и антонимы . Мы говорили, что язык литературного произведения, или, как его иначе называют, художественная речь, вовсе не состоит из какого-то особого набора поэтических слов, а использует все богатство как литературного, так и «речевого» языка того или иного народа. Создание художественных образов, которые должны вызвать многочисленные ассоциации, обогатить наше познание жизни и очеловечить наше отношение к ней, требует огромной работы писателя.
Найти нужное, наиболее точное для данного случая слово - дело нелегкое. Когда-то Надсон написал даже стихотворение о «муках слова». И не одним Маяковским выстраданы слова: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Черновые рукописи поэтических произведений убедительно демонстрируют тщательность, кропотливость, а порою грандиозность и, можно сказать, подвижничество, проявленные в творческом труде замечательными художниками.
Войти в рассмотрение всех словесных богатств даже одного писателя невозможно - слишком необозримо открывающееся перед нами поле для наблюдений. Да это и не нужно. Достаточно на примере некоторых различных языковых явлений, находящих свое место в творениях литературы, уяснить их значение, выявить их содержательную функцию. Только такой путь - проникновение через отдельное в закономерности общего - представляется здесь единственно возможным.
Поиски писателем необходимого слова ярко выражены, в частности, в выборе им синонимических слов и выражений. Синонимы - слова, близкие по своему значению. Создание синонимов фиксирует различные оттенки в близких, но не тождественных явлениях и понятиях. На значение выбора нужного синонима хорошо было указано в «Опыте Российского сословника» Д. И. Фонвизина.

Введение

Художественная литература конца 20-го - 21-го века дала нам массу известных авторов и их творений, но мы остановили выбор на Викторе Олеговиче Пелевине, писателе, чьи произведения известны своей мистичностью и философичностью и не каждому читателю понятны. "Французский журнал" включил Виктора Пелевина в список тысячи самых значимых современных деятелей мировой культуры, а в конце 2009 года он был признан самым влиятельным интеллектуалом России. Кроме того, писатель является обладателем награды "Большая Книга 2007" за роман "Empire V”.

Изучением языка художественной литературы занимались всем известные ученые-лингвисты В.В. Виноградов, И.А. Бодуэн де Куртенэ и наши, к сожалению, ныне покойные современники Г.П. Мельников и С.С. Аверинцев.

Что касается непосредственно творчества Пелевина, то его критикуют многие литературоведы нашего времени. В силу своей чрезмерной загадочности Виктор Олегович довольно редко находит понимание в кругу писателей, критиков и журналистов. Даже друг, литературовед Вячеслав Курицын, отказывается как-либо комментировать творчество Пелевина.

Современные литературные критики П. Бассинский, А. Немзер, А. Архангельский и М. Золотоносов единогласно негативно оценивают произведения В.О. Пелевина, хотя и находят их неординарными.А. Немзер считает, что пелевинские сочинения вообще не заслуживают никакого литературоведческого анализа. Так или иначе, творчество загадочного писателя до конца не изучено. Впечатления от его произведений могут быть весьма разнообразными, но никто не останется равнодушным. Поэтому творения Пелевина еще долго будут обсуждаться и не потеряют своей актуальности.

Цель работы - описать изобразительно-выразительные средства, использованные В.О. Пелевиным в повести "Хрустальный мир".

Достижение поставленной цели связано с решением ряда задач :

1. Ознакомиться с понятием "язык художественной литературы".

2. Выявить основные группы лексических единиц, используемые В.О. Пелевиным в повести "Хрустальный мир для создания художественных образов.

3. Определить виды тропов, используемые В.О. Пелевиным в повести "Хрустальный мир для создания художественных образов.

Объект исследования - текст повести "Хрустальный мир", написанной В.О. Пелевиным в 1991 году.

Предмет исследования - языковые изобразительно-выразительные средства в повести "Хрустальный мир".

Материалом для исследования послужили изобразительно-выразительные средства, выявленные в повести "Хрустальный мир".

Структура работы : введение, две главы, выводы, список использованных источников и приложения.

Теоретические основы изучения языка художественной литературы

Языком художественной литературы называется язык, на котором создаются литературные произведения (его лексика, грамматика, фонетика), иногда, в некоторых обществах, совершенно отличный от повседневного, обиходного ("практического") языка; в этом смысле язык художественной литературы - предмет истории языка и истории литературного языка. Поэтический язык - система правил, лежащих в основе художественных текстов, как прозаических, так и стихотворных, их создания и прочтения (интерпретации); эти правила всегда отличны от соответствующих правил обиходного языка, даже когда, как, например, в современном русском языке, лексика, грамматика и фонетика обоих одни и те же; в этом смысле язык художественной литературы, выражая эстетическую функцию национального языка, является предметом поэтики, в частности исторической поэтики, а также семиотики, именно - семиотики литературы.

Язык является главным средством изображения жизни в литературе. Основные формы литературных произведений связаны с использованием языка. "Первоэлементом литературы является язык, основное орудие ее и - вместе с фактами, явлениями жизни - материал литературы" (М. Горький). Все остальные средства художественно-образного воспроизведения жизни (сюжет, композиция, жанры) представляют собой реализацию изобразительных возможностей языка .

Изучению языка художественных произведений в наше время уделяется много внимания, этой теме посвящено большое количество статей и научных исследований, но, к сожалению, все они далеки не только от решения данной проблемы, но и от хоть сколько-нибудь удовлетворительного объяснения. Изучение языка художественного произведения очень тесно связано с задачами исследования языка художественной литературы и ее стилей и, кроме того, с исследованием языка того или иного писателя. Понимание словесного состава и композиции художественного произведения во многом зависит от правильного освещения функциональных своеобразий языка художественной литературы в соответствующую эпоху, от научного истолкования категорий и понятий художественной речи, "поэтического языка", от знания исторических закономерностей развития литературных стилей, от степени изученности индивидуального стиля данного автора и т.п.

Основной категорией в сфере лингвистического изучения художественной литературы считается понятие индивидуального стиля (своеобразной, исторически обусловленной, сложной, но представляющей структурное единство системы средств и форм словесного выражения в ее развитии). В стиле любого писателя, в зависимости от его художественных замыслов, сгруппированы, внутренне связаны и эстетически оправданы все использованные художником языковые средства. Наряду с этим в стилистике индивидуально-художественного творчества иногда заметнее и острее выступают элементы будущей системы национально-литературного языка и ярче отражаются функциональные пережитки языкового прошлого. В голосе великого художника часто слышится голос всего народа. По причине сложности всех этих взаимоотношений исторические законы развития литературных стилей еще совсем не раскрыты.

Путь конкретно-исторического изучения "языка" отдельных художественных произведений может привести к решению больших проблем стиля писателя и языка художественной литературы .

Вопрос о языке какого-либо конкретного произведения художественной литературы более органичен и более специфичен.

Язык одного и того же писателя в разных произведениях может быть абсолютно разным. М. Исаковский говорил о поэзии: "Даже в пределах поэзии, создаваемой одним и тем же человеком, нельзя пользоваться одним и тем же "секретом", открытым раз и навсегда. Такого "секрета" быть не может. В каждом отдельном произведении поэта - если, конечно, это произведение по-настоящему талантливо - заключен уже свой особый "секрет"" .

Целью и задачей изучения языка художественных произведений "является показ тех лингвистических средств, посредством которых выражается идейное и связанное с ним эмоциональное содержание литературных произведений" .

Изучение языка художественного произведения должно опираться на глубокое понимание социальной жизни соответствующего периода, на знание культуры, литературы и искусства этой эпохи, на представление об общенародном разговорном и литературном языке и его стилей в то время,. На глубокое проникновение в творческий метод автора и в своеобразие его индивидуального словесного мастерства .

Специфика языка - средства общения людей, единого для всего общества в целом, сфера действия которого почти безгранична во всех областях жизни и деятельности человека, - определяет и особые возможности художественного воспроизведения жизни в литературе. Отсюда возникает возможность неограниченной полноты охвата в литературе человеческой жизни во всем ее многообразии.

Необходимые для образного воспроизведения жизни смысловая и изобразительно-выразительная точность и яркость языка связаны с особо тщательным отбором и художественным использованием языкового материала в литературных произведениях.

Поясняя характер необходимого в художественном творчестве отбора языкового материала, М. Горький указывал, как на образец в этом отношении, на "великий, могучий" язык классиков русской литературы: "Это подлинно литературный язык, и хотя его черпали из речевого языка трудовых масс, он резко отличается от своего первоисточника, потому что, изображая описательно, он откидывает из речевой стихии все случайное, временное и непрочное, капризное, фонетически искаженное, не совпадающее по различным причинам с основным "духом", то есть строем, общеплеменного языка".

Очень ясно Горький охарактеризовал и художественные задачи использования слова в литературном произведении. Необходимо, писал он, "чтобы слова дали живую картину, кратко отметили основную черту фигуры, укрепили сразу в памяти читателя движения, ход и тон речи изображаемого лица" .

Эти положения вплотную подводят нас к вопросу об отношении языка литературы к народному языку и к вопросу о художественной образности языка литературных произведений.

Литературный язык - это язык художественной литературы, публицистики, критики, научных статей, газет. В художественной литературе общие особенности литературного языка видны полнее и отчетливее.

Кроме того, язык литературных произведений наделен и рядом специфических черт. Это - художественно образный язык.

Художественная литература - это та область действия литературного языка, где связь его с народным языком выражается особенно живо, непосредственно, многогранно и гибко. Основным источником выразительности, глубины и силы великих творений литературы является народ, его живая разговорная речь. Разница между языком народа и произведений великих писателей, создателей литературного языка в том, что в их произведениях народный язык является взору в более совершенном виде. "Язык создается народом, - говорил Горький. - Деление языка на литературный и народный значит только то, что мы имеем, так сказать, "сырой" язык и обработанный мастерами". Это же отмечал и Н.В. Гоголь, который указывал, что в живой разговорной речи те совершенные формы, которые находит в ней литература, представлены, как "еще глыбы", и подчеркивал, что эти богатства народной речи дают писателю те "драгоценные материалы", которые так необходимы создателям художественных образов .

Поэтому понятно, что чем ближе писатель к народным источникам поэтической речи, тем богаче, значительнее изобразительные возможности его языка.

Постоянно обогащаясь из народных источников, язык произведений художественной литературы в то же время и сам обогащает народный язык, совершенствуя его формы в мастерском использовании их великими писателями.

Художественно-образным называется язык, которому придаются свойства образного воспроизведения действительности. Это язык, передающий индивидуальное в людях и жизненных явлениях изобразительно, т.е. в непосредственно жизненной форме. В лучших произведениях художественной литературы изобразительность языка служит типизации жизненных явлений .

Иногда ошибочно считают, что образность языка заключается в наличии в нем ряда специальных изобразительно-выразительных средств, например, таких, как тропы, фигуры поэтической речи. Но это не так. Значение этих средств, подробнее о которых мы расскажем в дальнейшем, состоит в том, что они помогают создать образность языка.

Образность языка создается в нем не прямо и непосредственно. Язык становится образным только в единой системе всех средств раскрытия содержания в произведении (характеры, конфликты, сюжет, композиция). Вне этой системы он таковым стать не может. Образность языка есть результат тесного взаимодействия средств языка и всех других средств образного раскрытия содержания в литературном произведении. Только в системе этого взаимодействия определительно-характеристические и эмоционально-выразительные средства языка становятся образно-выразительными.

Важной особенностью языка литературных произведений является его эстетическое значение.

Определение эстетического значения языка лучших литературных произведений не ограничивается только тем, что это классически правильный язык, являющийся образцом, нормой литературного языка. Это - всего лишь одно из условий, обусловливающих красоту языка художественной литературы.

Вторым очень важным условием в произведениях литературы является совершенное соответствие особенностей языка созданию образов, устремляющих читателя к прекрасному.

Красота языка в произведении достигается не тем, что писатель специально отбирает для изображения жизни только "красивые" слова. В основном автор добивается этого с помощью самых обычных для языка слов и выражений, воздействие которых, тем не менее, в контексте образно-выразительной речи получает эстетическую направленность.

В поэтической речи язык становится средством образного выражения оценки жизненных явлений в свете авторского идеала прекрасного .

Выводы к Главе 1

Язык художественной литературы - это тот язык, на котором создаются литературные произведения.

Его своеобразность заключается в том, что он является главным средством изображения жизни в литературе, причем охватывает ее в полном объеме и передает все ее особенности живо и красочно, так, что перед глазами читателя возникает описываемая картина и оживают изображаемые люди.

языковое образное средство пелевин

ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, поэтический язык, язык словесного искусства это один из языков духовной культуры, наряду с языком религии (культа) и языком науки. Вместе с ними на протяжении ряда последних столетий в культурах европейского типа язык художественной литературы противостоит, в первую очередь, стандартному литературному языку как языку официального быта. Так же как и другие языки духовной культуры, поэтический язык ориентирован на сознательное и активное изменение, на поиск новых выразительных возможностей, а в иных случаях - на оригинальность, в то время как «языковые изменения в массе» случаются совершенно «независимо от какого-нибудь умышленного творчества».

Языки духовной культуры и литературный язык до некоторой степени делят между собой функции выражения смысла и его передачи. Эстетическая «установка на выражение» была осмыслена И.Г.Гаманом, И.Г.Гердером, В.фон Гумбольдтом, немецкими романтиками. Они дали толчок лингвистической поэтике, в первую очередь в Германии (среди немецких последователей Б.Кроче: К.Фосслер, Л.Шпитцер) и в России (А.А.Потебня и его школа, а позднее - теоретики Московского лингвистического кружка и петроградского ОПОЯЗа). Шпитцер писал: «Язык прежде всего - коммуникация, искусство - выражение… лишь при той высокой утонченности, какой достигли соответствующие дисциплины, язык стал рассматриваться еще и как выражение, а искусство - как коммуникация». Русскими «формалистами» экспрессивность, понятая как особая («эмотивная») функция языка, была отделена от его собственно «поэтической функции», проявляющейся в «рефлективности» слова, в его «обращенности на само себя», или, что то же самое, в «сосредоточении внимания на сообщении ради него самого».

В отличие от литературного языка, язык художественной литературы (как и другие языки духовной культуры) благодаря своей «установке на выражение» органически связан с содержанием , непосредственно его в себе заключает. В словесном искусстве достигается единство формы и содержания, если не полное, то хотя бы частичное: здесь может быть семантизирован какой угодно элемент внешней языковой структуры. Не говоря уже о лексике и фонетике, «в числе грамматических категорий, используемых для соответствий по сходству или контрасту, в поэзии выступают все разряды изменяемых и неизменяемых частей речи, числа, роды, падежи, времена, виды, наклонения, залоги, классы отвлеченных и конкретных слов, отрицания, финитные и не личные глагольные формы, определенные и неопределенные местоимения или члены и, наконец, различные синтаксические единицы и конструкции». В поэтическом языке, кроме служебной, грамматической роли, все эти формы могут играть роль образного средства. Вспомним хотя бы восходящие к А.Григорьеву и Потебне наблюдения Л.В.Щербы над семантикой рода и залога в стихотворении Г.Гейне о сосне и пальме («Ein Fichtenbaum steht einsam…») и в его русских переводах: «Совершенно очевидно… что мужеский род (Fichtenbaum, а не Fichte) - не случаен… и что в своем противоположении женскому роду Palme он создает образ мужской неудовлетворенной любви к далекой, а потому недоступной женщине».

Тесной связью содержания и выражения обусловлен также семиотический характер наиболее существенных различий между языком художественной литературы и другими языками духовной культуры. Если религиозно-мифологический символ в пределе тяготеет ко всезначности, а научный термин - к однозначности, то художественный (поэтический) образ в общем случае двузначен, «фигурален», ибо соединяет в себе «прямое» и «переносное» значение. Так как все словесное искусство - в той или иной степени вымысел, «действительный смысл художественного слова никогда не замыкается в его буквальном смысле». Но поэтический вымысел почти всегда более или менее правдоподобен, и потому возможность его реального истолкования полностью никогда не исчезает. А поскольку для выражения поэтического значения, «более широкого» или «более далекого», художник слова свободно пользуется формами бытового языка, постольку прямое, первичное, общеязыковое значение иногда рассматривается как «внутренняя форма», как связующее звено между внешними формами языка и поэтической семантикой.

Одновременная актуализация «поэтического» (художественного) и «прозаического» (бытового) понимания текста создает предпосылки для потенциальной двузначности почти любой языковой формы: лексической, грамматической, фонетической. Это хорошо видно на примере порядка слов в стихотворном произведении. Инверсия в общелитературном языке - это сильное эмфатическое средство, но в поэзии порядок слов синтаксически гораздо свободнее, а следовательно, нарушение его менее значимо, тем более что грамматическая свобода в стихе строго ограничена размером и рифмой. Местоположение того или иного слова предопределено его ритмической формой и часто не может быть изменено без ущерба для данной строки или строфы. В пушкинском «Каменном Госте» (1830) Дон Гуан спрашивает у монаха о Доне Анне: «Что за странная вдова? И недурна?» - «Мы красотою женской, Отшельники, прельщаться не должны…» С точки зрения стандартного синтаксиса («Мы, отшельники, не должны прельщаться женской красотою»), в реплике Монаха все слова не на месте, но от этого они выделены не больше, чем слово «недурна», ритмическая позиция которого нимало не противоречит грамматической.

Эту черту многих стихотворных контекстов абсолютизировал Б.В.Томашевский. Он счел, что «стих есть речь без логического ударения»: все слова в ней равноударны и оттого «гораздо более весомы». Однако даже там, где порядок слов жестко связан с метрической структурой, инверсия, если она не расходится со смыслом, может быть прочитана в экспрессивном ключе, особенно когда поддержана переносом: «Труден первый шаг И скучен первый путь. Преодолел Я ранние невзгоды. Ремесло Поставил я подножием к искусству…» (А.С.Пушкин. Моцарт и Сальери. 1830). Вряд ли можно категорически протестовать против фразовых ударений на словах «преодолел», «ремесло», но и настаивать на такой фразировке нельзя, ибо порядок слов вполне объясним давлением метра. С другой стороны, как отмечал Г.О.Винокур, инверсии в поэтическом языке «далеко не всегда порождались версификационными условиями, например, у Ломоносова в строке: «нагреты нежным воды югом» - ритм не препятствует перестановке слов «нежным» и «воды». В подобных случаях возникает соблазн искать смысловую подоплеку: «Как будто тяжкий совершил я долг» («Как будто совершил я тяжкий долг»); «Хотя обиду чувствую глубоко, Хоть мало жизнь люблю» (здесь несомненная инверсия, разрушающая параллелизм: «Хотя глубоко чувствую обиду, Хоть мало жизнь люблю») и т. п. («Моцарт и Сальери»). Однако и в этих примерах нельзя видеть однозначной эмфазы, поскольку строки такого рода воспринимаются на фоне множества стихов, в которых инверсии - только уступка метру или даже орнаментальный поэтизм, дань литературной традиции. Так реализуется грамматическая двузначность: сквозь «поэтическое» значение инверсии проблескивает «прозаическое», и наоборот.

Своеобразие языка художественной литературы носит не только функционально-семантический, но и формальный характер. Так, в области фонетики русского поэтического языка могут иметь место ненормативные сдвиги сдвиги ударений, а также различия в звуковых дистрибуциях или в звуковом составе, в частности включение на правах «цитаты» звуков из других языков: «Пред Гением Судьбы пора смириться, сор» - рифма к слову «ковер» (А.А.Блок. «Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный…», 1912). Особо следует отметить явление полной поэтической редукции гласных, на возможность которой указывал еще В.К.Тредиаковский в «Новом и кратком способе к сложению российских стихов» (1735). Из современных авторов этим приемом часто пользуется Д.А.Пригов: «Но наступит справедливость И свободные народы Гибралтарского прошейка С Родиной воссъединятся» («Гибралтарский перешеек…», 1978).

Особенности синтаксиса в языке художественной литературы могут заключаться в использовании разного рода нелитературных конструкций: иноязычных, архаических или разговорных. Синтаксис разговорной и художественной речи сближают, в т.ч., нередкие пропуски грамматически подразумеваемых форм, но функции эллипсиса в литературе и за ее пределами часто не совпадают: в поэтической речи восстановление пропущенных членов часто невозможно и нежелательно, так как неопределенно многозначная семантика в большей степени отвечает замыслу поэта. В 12 строках стихотворения М.И.Цветаевой «По холмам - круглым и смуглым…» (1921) нет ни одного подлежащего и сказуемого: «По холмам - круглым и смуглым, Под лучом - сильным и пыльным, Сапожком - робким и кротким - За плащом - рдяным и рваным». Но отсутствие глагольных сказуемых не только не лишает стихотворение динамики, но наоборот, ее педалирует: на месте одного пропущенного глагола - четыре тире, подчеркивающие стремительность и неуклонность движения женских сапожков вослед мужскому плащу.

К области поэтического синтаксиса относятся также все отступления от стандартных языковых норм, выражающиеся в нарушении грамматической связи. Деформация общеязыковой грамматики может выражаться в таких фигурах, как эллипсис, анаколуф, силлепс, эналлага, парцелляция и др. Особый вид солецизма - опущение предлогов, как в стихах Д.Д.Бурлюка или В.В.Маяковского: «Он раз чуме приблизился троном» (В.Маяковский. Я и Наполеон, 1915), - при желании этот и подобные примеры можно интерпретировать и как эллипсис, и как анаколуф. Отдельную категорию случаев составляют инверсии; иногда поэтический порядок настолько свободен, что затемняет смысл: «Его тоскующие кости, И смертью - чуждой сей земли Не успокоенные гости» (А.С. Пушкин. Цыганы. 1824; вместо «гости сей чуждой земли, не успокоенные и смертью»). Наконец, в поэзии может происходить преодоление синтаксиса и высвобождение семантики из связи формальных отношений. Движение в этом направлении Винокур обнаружил у Маяковского: «Морган. Жена. В корсетах. Не двинется» («Пролетарий, в зародыше задуши войну!», 1924). Это не парцелляция: «слова, которые могли бы быть… подлежащим и сказуемым», поэт «разделяет… вставными фразами».

Поэтическая морфология - это все виды нарушения стандартного словоизменения. Таково, во-первых, изменение неизменяемых слов и, во-вторых, конверсия, т.е. переход слова в другой грамматический разряд: перемена рода или склонения, единственное число у существительных, которые в литературном языке имеют только форму множественного числа, и наоборот, переход относительных прилагательных в качественные, смена глагольного вида (напр., простое будущее время у имперфектных глаголов), возвратность невозвратных глаголов, переходность непереходных и многое другое. Плюс к тому поэтическая морфология допускает просторечное, диалектное или архаическое словоизменение: «Я есмь - конечно есь и Ты!» (Г.Р.Державин. Бог. 1784).

Наряду с поэтическим формотворчеством встречается поэтическое словотворчество. Если оно осуществляется в соответствии с общеязыковыми словообразовательными моделями, его следует относить к поэтической лексикологии, но если словотворчество писателя приводит в действие модели, малопродуктивные или непродуктивные за пределами художественной литературы, тогда мы имеем дело с поэтическим словообразованием. Наиболее радикальным изобретателем окказиональных способов словопроизводства, по общему признанию, был В.Хлебников, расширявший поэтический словарь за счет, например, «скорнения» согласных (по аналогии со склонением и спряжением): «творяне» <- «дворяне», «могатырь» <- «богатырь», «можар» <- «пожар». Если у Маяковского большинство неологизмов строится из готовых, легко вычленяемых морфем, то у Хлебникова «смехачи» и «гордешницы» - это ранний этап его словоновшества, от которого он ушел к неологизмам типа «резьмо» и «мнестр».

Едва ли не наиболее заметные отличия поэтического языка от языка официального быта сосредоточены в области лексики: произведение любого жанра может органически включать в себя находящиеся вне сферы общеупотребительного словаря славянизмы и историзмы, архаизмы и окказионализмы, варваризмы, профессионализмы, арготизмы, диалектизмы, просторечие, сленг, а также брань и мат. Меньшее внимание обычно уделяется поэтической фразеологии, в сфере интересов которой находится не только формирование более или менее устойчивых оборотов речи, присущих данному автору, направлению или эпохе, но и трансформация общеязыковых фразеологизмов в языке художественной литературы. К «разложению фразеологических сращений на составные части» из русских писателей, видимо, чаще всех прибегал Н.В.Гоголь. В одном только предложении из «Тараса Бульбы» (1835) он контаминирует четыре клише: «И самые седые, стоявшие, как сивые голуби, и те кивнули головою и, моргнувши седым усом, тихо сказали: «Добре сказанное слово!». Голуби бывают сизыми, а сивыми - мерины, ус обыкновенно крутят, а моргают - глазами.

Помимо творческих отступлений от литературного языка, писатели нередко пользуются правом на случайную, непреднамеренную ошибку. Их язык допускает также любое коверканье национальной речи, чтобы передать душевное состояние либо указать на этническую или социальную принадлежность говорящего субъекта: «Мой труг, мне уши залошило; Скаши покромче…» (А.С. Грибоедов. Горе от ума). Художественный текст легко включает в себя иноязычные вставки, появляющиеся с какой угодно частотой (напр., в макаронической поэзии) и практически любой протяженности (фонема, морфема, слово, сочетание слов, фраза и т.д.). При этом разноязыкие элементы могут быть четко разграничены, как у А.К.Толстого в «Истории государства Российского» (1868), а могут быть «сплавлены» так, что «язык-суперстрат» становится неотделимым от «языка-субстрата» (классический образец - «Поминки по Финнегану», 1939, Дж.Джойса). В отдельных случаях произведение национальной литературы целиком создается на другом языке: например, языком русской художественной литературы бывали французский и немецкий, латынь и церковно-славянский.

Вследствие упорядочения и семантизации внешней формы в языке художественной литературы возникает новый уровень - композиционный. Конечно, свою композицию имеют и тексты, составленные по правилам литературного языка. Но композиция композиции рознь. В языке официального быта композиция определяется преимущественно прагматикой, а в языках духовной культуры -семантикой: изменение композиции непосредственно отражается на содержании (нетрудно представить, что произойдет, если мы в соответствии с фабулой перестроим композицию романов Л.Стерна или М.Ю.Лермонтова). В этом плане «обратный» порядок фраз, абзацев, глав, частей в принципе не отличается от обратного порядка слов. В нормальном случае тема (то, что известно) предшествует реме (тому, что сообщается). Аналогичным образом в нарративном произведении то, что происходит раньше, обычно предшествует тому, что происходит позже; противоположная последовательность является композиционной инверсией, которая так же, как инверсия синтаксическая, стилистически и семантически маркиована.

Содержание композиционного уровня языка художественной литературы составляют семантические структуры , не умещающиеся в рамки простого предложения. Таков, к примеру, сюжет: он в целом или отдельные его звенья могут быть общими для ряда произведений, авторов, литературных эпох, т.е. принадлежащими не тексту, но языку (по сути, именно языковой характер сюжета волшебной сказки установил В.Я.Пропп). В стихотворном языке главной единицей композиционного уровня является строфа. Одна и та же строфическая форма, встречаясь во многих произведениях, имеет при этом свое значение, свой «семантический ореол», делающий более или менее уместным ее использование здесь и сейчас. Строфа может не только усиливать семантику других языковых форм, но также сообщать тексту собственную семантику, связанную с историей ее употребления: так, одическое десятистишие, «высокая» семантика которого обусловлена его связью с торжественной и духовной одой, попадая в «низкие» произведения И.С.Баркова, Н.П.Осипова и др., сообщала их сочинениям ироикомическую окраску.

Примеров того, как композиционные формы аккомпанируют общей семантике, поистине необозримое множество. Труднее продемонстрировать, как композиция формирует смысл самостоятельно, без поддержки других языковых средств. Простейший пример такого рода дает написанное на два голоса стихотворение Н.М.Карамзина «Кладбище» (1792). Картину замогильного сна первый голос рисует исключительно в мрачных тонах, второй - исключительно в светлых. Симметричные реплики чередуются через одну, занимая по три строки каждая. Казалось бы, полярные точки зрения на «жизнь после жизни» представлены поровну - предпочтение не отдано ни одной. Однако «мрачный голос» в этом дуэте начинает, а «светлый» - заканчивает, и потому стихотворение становится гимном вечному покою: «Странник боится мертвой юдоли; Ужас и трепет чувствуя в сердце, Мимо кладбища спешит». - «Странник усталый видит обитель Вечного мира - посох бросая, Там остается навек». Авторская позиция заявлена лишь с помощью композиционных форм, и в этом одно из принципиальных расхождений эстетического языка и бытового: в повседневном диалоге, в отличие от поэтического, не всегда побеждает тот, за кем последнее слово. Так за мнимой диалогичностью композиции скрывается монологичность художественного высказывания.

Язык художественного произведения

Язык художественного произведения - основное средство изображения картин жизни, художественных характеров и образов , которые использует в своем творчестве писатель. К средствам языка художественной литературы относятся: поэтическая лексика, поэтический синтаксис и эвфония - особенность звучания; совокупность изобразительно-выразительных средств и приемов воплощения идейно-эстетического содержания в художественной литературе. Проявляет себя и в поэзии , и в прозе . Характеристика языка художественного произведения во многом определяется особенностями авторского отбора материала из общенационального языка; этот отбор формирует авторский язык и язык персонажей .

Риторический вопрос, восклицание - вопрос, не предполагающий ответа; он выступает в значении утверждения и усиливает эмоциональность высказывания.

Афоризм - краткое изречение, содержащее в себе законченную мысль, философскую или житейскую мудрость; поучительный вывод, обобщающий смысл явления. Ничего не доказывает, а предлагает готовый вывод широкого уровня обобщения. К афоризмам часто относятся пословицы; вместе с тем афоризм имеет автора, в то время как пословицы - продукт народного творчества.

Инверсия - нарушение общепринятой грамматической последовательности речи; перестановка частей фразы, придающая ей особую выразительность; необычная последовательность слов в предложении. Часто встречается в стихах.

Досадно было, боя ждали.

М.Ю. Лермонтов

Повтор - это фигура, состоящая в повторении слов, выражений, песенной или стихотворной строки с целью привлечь к ним особое внимание.

Всяк дом мне чужд, всяк храм не пуст,

И все - равно и все - едино…

М. Цветаева

Анафора - единоначатие; повторение слова или группы слов в начале нескольких фраз или строф.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид...

А.С. Пушкин

Изобразительно-выразительные средства в художественном произведении

Сравнение - сопоставление двух предметов, понятий или состояний, имеющих общий признак.

Эпитет - образное определение, характеризующее свойство, качество, понятие, явление.

Метафора - переносное значение слова, основанное на уподоблении одного предмета или явления другому по сходству или контрасту; скрытое сравнение , построенное на сходстве или контрасте явлений, в котором слова «как», «как будто», «словно» отсутствуют, но подразумеваются. Разновидностями метафоры являются олицетворение - уподобление живому существу («...пробирается луна» А.С. Пушкина ) и овеществление - уподобление предмету («Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей» Н. С. Тихонова ).

Метонимия (от греч. переименовываю) - сближение, сопоставление понятий по смежности, когда явление или предмет обозначаются с помощью других слов и понятий: «стальной оратор дремлет в кобуре» - револьвер; «вел мечи на пир обильный» - вел воинов в бой; «смычок запел» - скрипач заиграл на своем инструменте.

Гипербола - художественное преувеличение.

Аллегория - перенесение значений одного круга явлений на другой, например с мира людей на мир животных, иносказание.

Оксюморон - это фигура, основанная на сочетании противоположных по значению слов с целью необычного, впечатляющего выражения какого-либо нового понятия, представления: горячий снег, скупой рыцарь, пышное природы увяданье.

Звукопись - прием усиления изобразительности текста путем такого звукового построения фраз, стихотворных строк, которое соответствовало бы воспроизводимой сцене, картине, выражаемому настроению. В звукописи используются и аллитерации, и ассонансы, и звуковые повторы. Звукопись усиливает изображение определенного явления, действия, состояния.

Аллитерация - это повторение в стихотворной речи (реже в прозе) одинаковых согласных звуков с целью усиления выразительности художественной речи.

В ечер. В зморье. В здохи в етра.

В еличавый в озглас в олн.

Б лизко б уря. В б ерег б ьется

Ч уждый ч арам ч ерный ч елн.

К.Д.Бальмонт

Ассонанс - это многократное повторение в стихотворной речи (реже - в прозе) однородных гласных звуков. Иногда ассонансом называют неточную рифму, в которой совпадают гласные звуки, а согласные - не совпадают (огромность - опомнюсь; жажда - жалко). Усиливает выразительность речи.

Стало в ко мнате темно .

Заслоняет скло н окно .

Или это снится со н?

Дин-до н. Динь-до н.

И.П.Токмакова.

Язык - «первоэлементлитературы». Язык существует в жизни независимо от литературы, но в зависимости от ее специфических особенностей приобретает особые свойства, которые позволяют говорить о «языке художественной литературы» (или близком по значению «поэтическом языке»127). Литературоведение чаще оперирует термином художественная речь, который понимается как одна из сторон содержательной формы.

Любое литературное произведение пользуется особым, «поэтическим языком», и «...прелесть картины, образов заражает всякого человека, на какой бы он ни находился ступени развития»128. Поэтический язык, или язык художественной литературы, - один из важнейших языков духовной культуры наряду с языком религии и языком науки. Это язык словесного искусства. Поэтический язык открыт, т. е. постоянно ориентирован на поиск новых выразительных возможностей,

в нем есть установка на сознательное и активное «языкотворчество»129. Г.О. Винокур называет язык художественной литературы «языком образным»130.

Поэтический язык - результат творческой деятельности многих художников слова. Своеобразие поэтического языка зависит от его жанра. Писатель в поисках новых средств изобразительности может нарушать языковые нормы. Поэтический язык конца XX в. отличается от поэтического языка конца XIX в.

Поэтическая лексика рассматривает «вопрос о выборе отдельных слов, входящих в состав художественной речи»131. А.А. Потебня отмечал неразрывную связь литературоведения и лингвистики в русской филологии. Согласно его теории, «первоначально всякое слово состоит из трех элементов: внешней формы (т. е. звуковой оболочки), значения и внутренней формы»132, которые нужны для создания словесного образа. Символисты предельно усилили интерес к оболочке слова, к тому, что они называли его музыкальностью; на первый план они выдвигали суггестивные (эмоционально воздействующие на читателя) слова. И символисты, и футуристы ставили перед собой задачу создания нового поэтического языка.

Филологи различают речь и язык. «Язык - это тот запас слов и те грамматические принципы их сочетания в предложении, которые живут в сознании людей той или иной национальности и с помощью которых эти люди всегда могут общаться между собой. Речь - это язык в действии, это самый процесс словесного общения между людьми, который всегда возникает в отдельных условиях жизни и заключается в выражении определенных мыслей, окрашенных определенными чувствами и стремлениями»133.

Подбор слов и синтаксических конструкций зависит от особенностей их эмоционально-мыслительного содержания. Речь ораторских выступлений, канцелярских документов, философских работ отличается от речи художественных произведений.

Речь художественных произведений имеет особенности. Основными свойствами художественной речи являются образность, иносказательность, эмоциональность, авторская оригинальность. Своеобразие ее определяется задачами, которые стоят перед писателями и поэтами, исследующими человеческую жизнь в разнообразных ее проявлениях. Они могут использовать в художественном произведении различные языковые стили: научный, деловой, разговорный, интимной речи и т. д.; это мотивировано тем, что в художественном произведении изображается та или иная сфера жизни.

Большое значение имеет принцип отражения жизни в произведениях - реалистический, романтический и т.

Д. Развитие реализма в России в начале XIX в. открыло перед литературой новые творческие возможности. Герои Грибоедова, Пушкина, Гоголя заговорили языком, соответствующим их социальному положению, ибо «язык мотивирован также тем, что он связан с конкретным его носителем, передает своеобразие характера личности человека, выражающееся в своеобразии речи»134.

Поэтический язык играет большую роль в формировании стиля писателя, который выражается в лексике и в интонационно-синтаксической организации речи. Проза A.C. Пушкина и проза Л.Н. Толстого - резко отличные художественно-индивидуальные структуры.

Вопрос о свойствах художественной речи остро обсуждался в работах А.А. Потебни, А.Н. Веселовского, P.O. Якобсона, Б.В. Томашевского, Г.О. Винокура,

В.В. Виноградова. Принимали участие наряду с учеными в обсуждении этой проблемы поэты и писатели (В. Шкловский, Ю. Тынянов, Б. Пастернак, О. Мандельштам и др.) - В дальнейшем эта работа продолжа лась в трудах Б.М. Эйхенбаума, А.Я. Гинзбург, А.И. Тимофеева, М.Л. Гаспарова, В.Г. Григорьева и многих других.

Словарь писателей - проявление богатства языка, на котором они писали, свидетельство глубокого знания этого языка и языкотворческого таланта. Для создания художественных образов литература в первую очередь использует изобразительные и вырази тельные средства, имеющиеся в словаре и в устойчивых оборотах речи, свойственных данному языку. Словарный состав языка называется его лексикой, а устойчивые обороты - фразеологией. Выбор слов и словосочетаний - важнейшая сторона писательской работы над языком произведения. И трудная. В. Маяковский признавался: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды...».

Из всех лексических средств наибольшими стилистическими возможностями обладают синонимы (synonimos - одноименный). Их разделяют на идеографические, т. е. различающиеся только по смыслу (конь - лошадь - кобыла - жеребец) и стилистические, т. е. различающиеся по стилистической и эмоциональной окраске (вкушать - есть - трескать).

Составляющие язык элементы - языковые единицы - выступают как средство выражения определенного содержания и могут не использоваться как языковые художественнные средства. В силу многообразия значений и эмоционально-экспрессивной окраски в языковых средствах заключены возможности их целенаправленного употребления, рассчитанного на определенное воздействие на читателя и слушателя. Обычно эти возможности называет стилистическими возможностями языковых средств.

Для решения сложных художественных задач может быть использована многозначность, или по- л и с е м й я (греч. poly - много, sema - знак) слова.

Выбирая из ряда одинаковых или очень близких по значению слов одно-единственное или прибегая к нанизыванию синонимов, художник добивается яркой образности и предельной точности выражения. Писатель, заменяя одно слово другим, добивается наиболее точной передачи смысла. Так, М.Ю. Лермонтов в черновике стихотворения «Смерть поэта» назвал Дантеса сначала «противником», а затем «убийцей», определив роль, которую тот сыграл в дуэли с Пушкиным. Синонимы придают ту или иную эмоционально-сти- листическую окрашенность высказыванию. Например, слово «лицо» стилистически нейтрально, «лик» имеет оттенок торжественности:

Но поражен бывает мельком свет

Ее лица необщим выраженьем.

(Е. Баратынский)

Ты клонишь лик, о нем упоминая,

И до чела твоя восходит кровь...

(А.К. Толстой)

Слово «глаза» -тоже стилистически нейтрально, а слово «очи» имеет оттенок нежности, торжественности (это слово книжное, славянизм):

Вам глаз и сердца дань, вам лиры песнь живая

И лепет трепетный застенчивых похвал!

(П. Вяземский)

И он запел про ясны очи.

Про очи девицы-души.

(Ф. Глинка)

Владение синонимикой помогает писателю избегать повторения одних и тех же слов, разнообразить речь. Например, у Гоголя в «Мертвых душах» Собаке- вич... пристроился к осетру и в четверть часа с небольшим доел его всего. Отделавши осетра, Собакевич сел в кресла и хлопал глазами.

Большую выразительность художественной речи придают антонимы - слова, противоположные по своему значению. С их помощью автор может противопоставить изображаемые характеры, явления, события:

Ты и могучая.

Ты и бессильная.

Матушка -Русь!

(НА. Некрасов)

Не отстать тебе. Я - острожник.

Ты - конвойный. Судьба одна.

(М. Цветаева)

На употреблении антонимов построено описание внешности Чичикова в «Мертвых душах» Гоголя: В бричке сидел господин, не красавец, но и недурной наружности, не слишком толст, не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако же и не так, чтобы молод.

Антонимы помогают охарактеризовать внутреннюю сущность персонажа. Вот как Ю. Трифонов описывает одного из своих героев: Он был какой-то для всех подходящий. И такой, и этакий, и с теми, и с этими, и не злой, и не добрый, и не очень жадный, и не очень уж щедрый, и не то чтобы осьминог, и не совсем оглоед, и не трусливый, и не смельчак, и вроде бы не хитрец, и в то же время не простофиля... Он был совершенно никакой, Вадик Батон («Дом на набережной»).